Коррида

Кроваво-огненный тоннель промчался мимо, будто дикий вепрь -- единым прыжком, оставив за собой шипение невыспавшейся змеи, только-только нажавшей на кнопку будильника.

Открытка постепенно становилась перспективой, исторический памятник -- реальностью. Амфитеатр. Ряды: люди, женщины, дети, денежные мешки в черных тройках. Взгляд со стороны: вот стою я, уверенный, грозный, готовый победить или умереть.

Победить, если можно победить в этой войне. Умереть, как умирали и будут умирать поколениями быки. Не больше, чем бойня -- для быков; не меньше, чем жизнь -- для тех, кто зарабатывает деньги, увлекая зрителей ощутимым запахом смерти.

Мой враг... Что ж, это ты выбрал для себя путь, где, споткнувшись, просыпаешься весьма нечасто. Жди. Медленно, словно нежный зеленый побег, я трогаюсь с места, и, за два шага набрав полную скорость, мчусь к цели.

Хруст позвоночника. Должно быть, птицам хорошо видно -- вот он, со вспоротым брюхом взмывает вверх, безжизненно мотая головой и руками -- нет, не летать телу! -- и, как мешок с отбросами, с хрустом обрушивается на покрытие арены.

Враг повержен! Дальше! Еще! Трибуны... Внезапно красавица дуэнья, смерив поверженного тореадора взглядом, полным презрения, закатилась глупым, жестоким, бессмысленным смехом, и тысячекратное эхо усилило обиду. Обиду безысходности, обиду тщеты.

Еще один рывок. Наверняка последний, но почему так сладка смерть, что несет она с собой? Трибуны ближе. Побледневшая дуэнья падает в обморок, но поздно, слишком поздно. Всего какой-то метр и ничто не в силах удержать глыбу ненависти.

Конец пришел, и уже не важно, как. Я помню еще лишь одно: две призрачные фигуры на лунной дороге, их спокойная поступь, неторопливый разговор -- кто лучше нас разбирается в корриде? -- и негромкий голос торреро, -- а знаешь, я благодарен тебе.

26.dec.1994