Бредовина

Ок. Раз уж я себе обещал. То и пусть будет так. Рэйв. Ха! Одинокое дерево на обрыве, глядящее в пустоту нарушенного беспорядка на краю янтарных слёз. Глядите все! Это рушится зелёное лето и плодородная земля стремится к Осени. Золото, золото, золото! Всё что слышно и видно -- только золото и кровь, в потоках безумного ветра. Опускается вечер тёмным покрывалом на глаза тех, кто ищет. На глаза тех кто ищет вечно опускается причина того, что ищут они вечно, вечно ищут причины того, что они ищут вечно, вечно ищут причины искать вечно того что опустится на глаза. Они ищут (одни ищут? -- другие находят?) они находят? Они?

В зелёном огне, в оранжевых реках, бирюзовом пламени... Свинцовый пух, розовое масло, такой длинный в нескончаемости день. И такая короткая, её всегда не хватает -- ночь. Проснись, новые дела ждут тебя за порогом! Кто их звал? Пусть убираются, откуда пришли. Они не имеют права будить меня. Пусть даже великие, и не очень и даже самые малые. Не стоят они вставай пришёл. Они -- лишь дела.

Доброе утро, спокойная ночь, дикая злоба, неодолимое добро. Пусть катятся. Катится тяжёлый металлический шар. While steely wheel comes crashy... Такой добрый и такой смертоносный. Как пренебречь советами мудрых, как прити туда, где тебя не ждут, как проснуться за пять минут до того, как тебе приснится именно тот сон. Спроси и я не отвечу. Я не знаю, как объяснить словами полёт дракона. Не знаю, где прячется Феникс между пожаром и пожарками, не глядел в глаза василискам, но меня не оставляет мысль, что где-то (и я лишь пока об этом не знаю - думается мне) живут те, кто станет сильнее этим знанием, и я как-то буду причастен к тому, что они об этом узнают.

Они придут. Они прилетят. Мои драконы, саламандры и муравьи, все, кого мы спрятали во тьму, все, кто жаждет света, кто сами и есть свет. Все, кто есть, кого нет, кто должен быть.

Паааехали! То ись, чё я хотел сказать-таа? Да всё по-кайфу, ё-маё! А патом... Суп с катятинай! Вываливаем мы тут как-та с приятилем на улицу, ну ясно дело -- ухшанки на перевес, берданка между ног, сапоги ваще за пазухой -- дело после новага году было (ну тут ужо всё ясно -- новогодняя миграция хомутов и хохмячек за версту от места, где в них особливо нуждаются), от, ну и мы значит все духмяныи -- поскольку дух от нас стоял, шагах эдак в 1024, ну, разве ж это расстояние? Вот, понимаете, дух стоял, а носки -- в никакую! Носки -- они упрямыи по этому делу. Захотят, так их домкратом не разогнёшь, да что домкратом, согнутся пропеллером и пол прошибуть, как тока с батареи усиленную атаку внизь устроють. Это у них хобби такое -- у носков, утренняя побудка. Про пятки уж помолчу -- ну их, енти пятки, вечно у них чё-ньть на уме. Да, значть, побудка, а по будкам будки сидели -- во! Глаза квадратныи, зубищи -- что твои будильники, а приятель тут вдруг и говорит мне человечьим голосом...

-- Серёг, ты чё?

А я чё, берёзовых веников что ль не видал? Ну не видал, ну и что? Ты, главное, дальше слушай: будильники я на пол-седьмого завёл, а они за ночь объединились и решили того-на этого... Короче проснулся я первый раз как раз в полночь, а там -- будки! Ага, а в будках -- будки!!

-- А в тех будках?

Да не в бууудках, дурилка картонная, какие тебе тех-будки в полночь-та? Усекаешь ситуасьён-хоть? Не, да чё с тебя в зять? Ты даж на утюги строем в атаку не ходил. Ну ладно. О будильниках. Вот. За ночь двадцать раз проснуться -- не шутки! Хотя, шутки, они под год, особенно новый -- самое то, но ведь хомуты, да и хохмячки, опять же.